|
УЖАС БОЛЬШЕ, ЧЕМ ЛЮБОВЬ
Погода была отличной, поэтому, выйдя из кафе, мы с Ириной решили идти домой пешком. Проходя мимо Дворца бракосочетаний, Ира замедлила шаг, а потом и вовсе остановилась — видно, захотела поглазеть на пару новобрачных. Жених был юн и серьезен, невеста — улыбчива и беременна.
— Какие они счастливые, — зачарованно пробормотала Ирина и добавила со вздохом: — Как бы я хотела вот так, как она... в белом платье…. в фате...
— С животом... — усмехнулся я. — Ты что, не видишь, что это типичная свадьба по залету? Нашла счастливчиков...
Ира вдруг резко повернулась ко мне, зло сверкнула глазами, даже ногой топнула: "Ты что, ослеп? Посмотри на их лица! Они счастливы. И я хочу быть счастливой. И хочу так же стоять на этих ступенях рука об руку с любимым мужчиной. И пусть даже с животом. Еще лучше — с животом. Я хочу этого, понимаешь, хочу!"
В голосе Ирины зазвенели истерические нотки. Теперь пришла моя очередь злиться.
— И кого ты имела в виду, говоря о любимом мужчине?
— Неужели непонятно? Тебя... — сказана она внезапно потухшим голосом.
— А если меня, то непонятно, откуда вдруг взялась такая блажь. По-моему, полтора гола назад, когда мы решили жить вместе, я сразу расставил точки над "i". Был у нас такой разговор или нет?
Ирина понуро кивнула.
— Предупреждал я тебя или нет, что тема женитьбы и тем более детей — табу?
Опушенные плечи и страдальческая гримаса на лице сразу состарили Ирину на несколько лет. Я знал, что своими словами раню ее, но иначе поступить не мог.
Ведь если у нее появится надежда, то потом будет во много раз больнее. А я не хочу чтобы ей было больно, я знаю, что это такое — боль! Так что лучше прямо сейчас уничтожить эти ненужные иллюзии.
— Ира, почему ты молчишь? Так предупреждал я тебя или нет?
— Предупреждал...
Когда дети плачут, нужно переключить их внимание. Этот метод вполне годится и в отношениях с женщинами.
Сейчас мы завернем за угол, чертов Дворец вместе с чертовыми новобрачными скроются из вида, Ира успокоится... А потом мы зайдем в ювелирный магазин, она получит от меня в подарок коробочку с золотой цацкой и вовсе выкинет из готовы глупые мысли о замужестве и о де¬тях. Мы помиримся, и снова все будет хорошо, как было последние полтора года.
— Ир, хочешь, я возьму на субботу билеты в театр, или в кино? Или сходим в клуб потанцуем?
— Ты меня предупреждал, Володя, конечно, ты меня предупреждал... — она заговорила торопливо, будто боялась, что я перебью ее. — И я согласилась, что мы... что между нами... что у нас... В общем, что ты будешь моим бойфрендом, и на большее я не должна рассчитывать. Я согласилась, потому что тогда такой расклад меня вполне устраивал. Тогда, но не сейчас. Сейчас мне этого уже мало. И если ты думаешь, что у нас с тобой и дальше будет, как было раньше...
— Будет только так и не иначе, — сказал я жестко.
— Тогда нам нужно расстаться...
Она выдернула руку и побежала назад, а через минуту уже вскочила в подъехавший к остановке троллейбус.
"Когда женщина начинает закатывать истерики, с ней нужно срочно разбегаться, Я отношусь к Ире даже с большей теплотой, чем сам мог рассчитывать, но... коль уж начались разговоры о загсе и ребенке, нужно немедленно рвать с ней отношения".
Так думал я в тот вечер, когда Ирина, бросив: "Нам нужно расстаться", вернулась жить к своим родителям. Правда, была вероятность, что, взвесив все "за" и "против", она решит со мной помириться. Что ж, я с удовольствием помирюсь с ней, но выдвину условие: или она мне клятвенно обещает впредь никогда не заговаривать о свадьбе и общих детях, или... Ну что ж... Мне, конечно, жаль будет ее потерять, но эту потерю я как-нибудь переживу.
Ирина мириться не захотела и ко мне не вернулась. На следующий день, придя с работы, я не обнаружил в шкафу ее вещей, зато на самом видном месте лежала ее связка ключей. Я был уверен, что после той страшной потери, которую мне довелось пережить шесть лет назад, разрыв с Ириной перенесу сравнительно легко и безболезненно.
Но... Черт, ну почему она собиралась второпях и забыла в моем доме кучу своих вещей? То наткнусь на ее расческу, то найду под кроватью ее заколку. И домашние туфельки, как назло, каждый день мозолят мне глаза... Мелочи, напоминающие об Ирине, встречались мне на каждом шагу. Например, в это полотенце она любила заворачиваться после душа, а в этой джезве каждое утро варила нам кофе. Эта чашка была ее любимой, а эта узкая полуторная кровать... Я так привык за последние восемнадцать месяцев чувствовать горячее тело Ирины рядом, так привык к ее сонному дыханию, к ее привычке спать, примостившись головой на моем левом плече... А еще она постоянно стаскивала с меня одеяло, и к утру я замерзал, как цуцик. Сейчас одеяло никто с меня не стаскивает, почему же меня уже которую ночь мучит бессонница? Вот тебе и легкое и безболезненное расставание!
Промаявшись еще несколько дней, я решил взять отпуск и съездить к отцу. Отец — фермер и работой загрузит так, что на переживания не останется ни времени, ни сил. Собственно, на это я и рассчитывал. Батя, естественно, мне обрадовался, но с расспросами лезть не стал, за что я был ему очень благодарен. Я сам хватался за любую работу; надеялся, что простой крестьянский труд излечит меня от тоски по Ирине. К концу дня выматывался так, что еле доползал до кровати. И засыпал тяжелым неровным сном. Мне не хотелось никаких сновидений, но они, как назло, приходили каждую ночь. Снилась Ирина. А еще — Наташа, такой, какой я ее запомнил: с короткой стрижкой, с пигментными пятнышками на лбу и с большим "семимесячным" животом. Они снились мне порознь, они снились мне вместе, они улыбались мне, что-то рассказывали... Утром вставал невыспавшийся, злой, угрюмый. Отец видел, что со мной что-то происходит, но вызвал меня на откровенный разговор только перед самым моим отъездом.
— Вы с Ириной разбежались?
— С чего ты решил?
— Вижу...
—А раз видишь, зачем спрашивать...
— Зря, сынок. Ира — славная женщина. И тебя любит, уж поверь мне, старику.
— Это ничего не меняет...
— А ты ее? — не унимался отец.
— Я? — Его вопрос застал меня врасплох: — Не знаю...
— Я знаю. Не любишь. Хочешь полю¬бить, но... боишься.
— Батя, да что ты мне нервы мотаешь! И без тебя тошно! — Я вскочил со скамейки, но он дернул меня за руку:
— Сядь, давай договорим... Ты после Наташкиной гибели не то что любить, жить боишься.
— Да, боюсь! — выкрикнул я. — Знаешь, какая это мука — в один день потерять любимую жену и ребенка, который вот-вот должен был родиться?!
Отец положил руку мне на плечо: "Когда умерла твоя мать, мне тоже было больно, страшно, одиноко. Но... Я справился с этим. И тебе пора. А ты, как маньяк какой-то, убиваешь в себе любое чувство. Скоро в робота превратишься".
Я молчал. Что я мог ему ответить? Прав отец, кругом прав...
— И сюда ты не просто так приехал, — безжалостно продолжал отец. — Сбежал от своей новой боли. Признайся, ведь тебе плохо без Ирины?
— Плохо... — прошептал я.
— И скучаешь по ней?
— Скучаю...
— И хочешь, чтобы она вернулась?
— Хочу...
— И ты любишь ее?
— Люблю... -— я произнес это до того, как осознал, что именно я сказал. Хотел поправится, но... вдруг понял, что сказал правду. И даже повторил еще: "Люблю".
— Так чего ты здесь сидишь? — счастливо засмеялся отец. — Быстро собирай свои пожитки и марш к ней. На девятичасовую электричку еще успеешь.
И я бросился в дом складывать сумку.
ВЛАДИМИР.
|
|